Кстати, среди кандидаток на владение «прорывом запредельной силы», девчат наших дорогих, большинство — из тех малолеток, кого… Не понимаешь?.. Кого рыцари вроде тебя сделали женщинами, забыв спросить разрешения. Ничего странного. В душах таких малолеток — истинное сочетание ярости и верности. Я убежден: чтобы реакция шла, они всегда должны помнить цену вашим ласкам.
Ах, реакция, реакция! Все для нее, все ради нее. Потому что общеизвестно: люди, находящиеся в стрессовом эмоциональном состоянии способны совершить то, чего никогда не смогли бы в нормальном. Если человек к тому же прекрасно развит физически, это проявляется особенно ярко. Стрессовые эмоциональные состояния возникают обычно под действием каких-то внешних причин — у психически здоровых людей, разумеется. Идея же состоит в том, чтобы научиться вызывать и регулировать стресс в собственной душе усилием воли. Смешно, правда?.. Использовать в качестве базовой эмоции страх было бы наиболее верным. Но это человеческое чувство одно из самых иррациональных. Гораздо более формализованным, а потому более управляемым является ненависть — другая базовая эмоция. Точнее, слепая ярость. Ты, Боря, замечал когда-нибудь, что люди, ослепленные яростью, действуют, как быки — силу не чувствуют? Замечал? Молчишь… В школе, в твоем исполнении, это мог наблюдать каждый желающий. Кстати, ты бы, наверное, был самым перспективным учеником в нулевой группе. Будь помоложе годов на двадцать. Но мужики здесь не нужны, мужики — главное зло… Да, система психосиловых упражнений даст еще жизни — вам, подонкам. Организм девчат постепенно освобождается, становится способен на… Хотя, признаться, терминология совершенно не отработана: теорией заниматься некогда, практика нынче поважнее. Требуемое состояние условно называется «взрывной реакцией ненависти». Детонатором выбрано слово, просто слово. «Гад», — коротко и созвучно каждой струнке израненной женской души. «Гад», — и взрывная реакция пошла.
Вообще-то любое описание процесса очень приблизительно. Трудно сформулировать то, что выражается языком ощущений, тем более, если на себе испытать не получилось. Дашенька говорила, что это похоже на лавину в мозгах. «Прорыв запредельной силы» — еще один из неотработанных терминов… Как она работала! Видел бы ты ее, Борис. Как Дашенька рвалась к детской мечте своего раздавленного жизнью учителя! Невероятное счастье. А когда девочка стала ломать тренажеры, один за другим, вот тут уже хватило ума понять — свершилось. Представляешь, «мельницу» сломала! Умудрилась погнуть стержень у станка! Такая мощь…
Ладно, хватит грезить наяву: ненароком спятить можно. Всю жизнь ждать встречи с тобой… Но только почему, почему, почему?! У одних, вроде тебя, ниточка судьбы прямая, стальная — не согнешь, не порвешь, а у других скручена жуткими узлами. До чего же он несправедлив, закон сохранения справедливости.
Конечно, если девочка влюбилась, это нормально. А то, что непременно с ней должна была случиться очередная банальная история — привычно. Проклятые бабские штучки! Понять бы, кто была та стерва, которая перебежала Даше дорогу. Хотя, какая разница? Если Игорек сумел бросить ее, беременную, значит все равно толку бы от их отношений не было. Жалко мальчика, хороший он был, умница, непохожий на остальную ораву. Немножко предатель, конечно, как и полагается таким непохожим. А Дашенька его наказала, крепко наказала — вязанку костей от него оставила на память несчастным родителям. Прямо в парадной и оставила. И что-то в ней сломалось. Выкидыш этот нелепый. Обидно…
— Я сам виноват, — сообщил вдруг тренер. Кому? Наверное, ногтям, которые он принялся обкусывать. — Понимаешь, утешить ее решил. Злость, думаю, первое лекарство. Велика ли беда, говорю, что лучший в мире парень другую трахнул! Подумаешь, говорю, ты вот послушай, как твоя мама погибла на самом деле… Идиот! Про курсантов зачем-то ляпнул. Я ведь, Боря, собственными глазами видел ту компанию, да не понял ничего. В окошко видел, это курсанты какие-то были, очень веселые, все бороться друг с другом пытались…
— Слушай, придурок, — в муках родил майор. — Ты совсем чокнулся? Какой парень, какие курсанты!
— Что? — спросил тренер. — А-а… Это я задумался, извини. Просто после разговора со мной она и пошла к Игорю, понимаешь? Хотя, ты прав, никакой я не альтруист. Такой же подонок, как… как все мужики…
— Я прав? — майор сморщился, напрягая память. — Не помню… — и тут он спохватился.
Он что-то сообразил. Проговорил с ужасом, убрав голос почти до нуля:
— Подожди! Зачем ты мне столько порассказывал? Про клуб свой поганый!
— Я полагал, тебе будет любопытно, — голос тренера был бесцветен.
— Врешь! Ты уже что-то там замыслил насчет меня, политик чокнутый! — пленник подался вперед. Стул слабо скрипнул, дернулся.
Тренер непроизвольно взмахнул рукой:
— Осторожно! Опрокинешь назад, ударишься затылком, может быть сотрясение.
Он был уже равнодушен и вежлив. Он больше не видел смысла в беседе. Перегнувшись через стол, выдвинул верхний ящик, достал два больших блокнота и тем завершил подготовку к занятию нулевой группы. Он продолжал думать о чем-то своем — тягостном, впрочем, не имеющем отношения к делу. Продолжал вспоминать что-то свинцовое, болезненно навязчивое. Смотрел сквозь бетон на этот призрачный мир — влажными глазами. Птичка… А товарищ майор щедро демонстрировал разинутый рот:
— Придурок! Ну зачем ты все это натрепал! Умник!
И бился в резиновых сетях. Будто крупная потная рыбина.